Однажды в СССР. Повесть вторая: «Как верили в себя - Страница 3

Как-то раз он выдал, будучи в приличном подпитии:

— Вы парни все неординарные человеки, но Николян, так он его и назвал — раритет. Берегите его.

Уж в чем-чем, а в понимании этих самых человеков Шефу не было равных, он срисовывал личности на раз. В чем мы не единожды убеждались. К началу застолья подошли Михал Иваныч дед Коляна и Дмитрич отец Димона. Таким образом за столом, вместе с Шефом, у нас был полный комплект в восемь мужчин. За разговором, тостами и пожеланиями старшие товарищи приняли довольно прилично, мы же потребили не более трети их дозы в виде коктейлей, которые только начали входить в моду и появляться в прейскурантах баров и меню ресторанов. Но и этого пития оказалось достаточно для наших молодых и не привыкших к алкоголю организмов. Куда нам до ветеранов, которые на фронте пили все, что горит и не горит — тоже.

Когда мы вышли с отцом на веранду я освежиться, а отец покурить, то здесь и состоялся у меня мужской разговор с отцом. Мы оба раскрепостились, благодаря алкоголю и разговаривали скорее, как старший брат с младшим, а не отец с сыном.

— Саня, а ведь тебе будет тяжело в училище по сравнению с другими курсантами, — начал разговор отец, когда мы вышли на веранду.

— Чего вдруг, — удивился я.

— На первом этапе, в армии равняют людей под один уровень. Под кондицию. А ты уже сформировался, как личность — вы с ребятами быстро подросли до взрослой состоятельности. Ты самостоятелен в жизни и тебе не нужна ни помощь, ни тем более опека старших. Ведь ты сам готов помогать, даже взрослым и уже не раз это делал. Поэтому будешь там выглядеть, как школьник а детском саду. Соображаешь?

— Я об этом даже не думал… Что ты мне посоветуешь?

— Нельзя в замкнутом армейском коллективе прожить отдельно, будучи вне его. Прикинься «академиком», брось все силы на учебу и к тебе курсанты станут относиться снисходительно, а командиры уважительно. Но не в коем случае не лезь в отличники. Спросили — ответил, не спросили — промолчал и всегда будь готов помочь товарищам, даже себе в ущерб. Наступи на горло своей рациональной взрослости, скажем так. Молодость, ведь она безоглядная в поступках и не всегда рассчитывает последствия. В молодости все приятели в друзьях, а у тебя уже определенны жизненные приоритеты: родня, друзья и все остальные.

— Это, на самом деле, так…

— Еще кроме учебы у тебя есть спорт и потому не будет времени на молодецкие забавы и загулы. Поэтому тебя поймут сослуживцы, ты станешь своим в курсантской среде и в тоже время будешь сам по себе. В училище будет всем понятно, что ты не чужд коллективу, а просто занят уважительными вещами. В ущерб радостям молодой жизни.

— И долго так будет продолжаться, я ведь такой же, как и они.

— Это ты так думаешь. По положению и статусу — да, а по сути — нет. Но со второго курса все устаканится — тебя будут принимать таким, какой ты есть. И, повторяю, отторжения в коллективе это не будет вызывать, мол парень конечно с заскоками, но свой, проверенный временем и казармой.

Такой не притязательный разговор, вдруг открыл мне отца с новой стороны. Оказалось, что он всегда сдержанный в эмоциях и как называла его, иногда, мама — твердокаменный солдафон, оказался проницательным и мудрым человеком. И этот человек по-настоящему любил и понимал меня, своего единственного сына.

А за столом наши старые, но еще крепкие бойцы вошли в раж и начали воспоминать «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Однако мы, своим присутствием, не давали им разогнаться, как крепким словцом, так и нелицеприятной фронтовой правдой. Они считали нужным нас от нее уберечь, поэтому мы сослались на свои неотложные молодые заботы и покинули ветеранов. Я поинтересовался у метрдотеля и оказалось, что Сурен Оганесович уже заказал такси, поэтому родителей развезут по домам без эксцессов и спешки.

— Ну а теперь, сюрприз, — вдруг завопили пацаны и потащили меня в порт, к грузовому терминалу работающему круглосуточно.

— Вот оно, — сказал Вал, когда мы подошли к большому упаковочному ящику, на котором было написано латинским алфавитом, но с какими-то прибамбасами сверху букв. И кроме этого, на боку ящика было аляповато намазано красным суриком: «Чижик».

— Колян, сейчас освободилась дежурная машина, я подгоню сюда погрузчика и счастливый путь. — Сказал подошедший к нам кладовщик, отдавая ему пакет с бумагами.

— Добро, Петя, грузи, — сказал дружок и сунул ему ему вместе с квитанцией красненькую.

— Так, что это, — спросил я, — а сердце замерло от сладкого предчувствия.

— Возьми и посмотри, это тебе твой отец купил, а Колян доставил, — сказал улыбаясь Вал.

— Дырочку проделай в рубероиде и подглядывай, помнишь как в раздевалке на пляже делал? — заржал этот… Псих и подал мне самодельную выкидуху.

Это был он, вишневого цвета, с хромированным баком мотоцикл Че Зет — CZ 250/475 SPORT. На кроссовых мотоциклах этого типа гонялись чемпионы мира. Я был в ступоре, ведь не может исполниться то, что тебе снилось или виделось в самых потаенных мечтах. Да еще так обыденно, мол получите, распишитесь и владейте на здоровье.

Когда мотоцикл загрузили в кузов дежурки, то Коляну пришлось меня подтолкнуть и только тогда я полез в кабину грузовика. А друзья пошли к воротам терминала пешочком. На выезде из порта, рядом с двумя моторами такси, стояли ухмыляющиеся деды. Я подошел к отцу и не знал, что сказать — у меня не было слов и я просто молчал да глядел на него. А он, как всегда, скупо улыбался.

Ночевать поехали к Дмитричу, как и договорились ранее, а наши отцы отправились на постой к Иван Михалычу. Полагаю добавить чачей, ведь о ней шла добрая молва по большей части Ялты.