— Так я что, теперь тоже сексот? — Потрясенно спросил Димон.
— А тебе этого очень хочется?
— Нет, совсем не хочется, — с трудом промямлил тот.
— И не нужно парень, но вот если ты узнаешь о врагах страны и ворюгах обкрадывающих наш народ. Ты разве, не сообщишь об этом в органы?
— Не знаю, — честно ответил растерявшийся парень.
— А ты подумай над этим, Дима. На свободе и на досуге. Прощай. — И пожал ему руку.
А затем, у порога, повернулся и спросил, так как твои настоящие ФИО? — И заржал, скотина.
Понравился ему экслибрис, написанный Коляном на письме. Еще один псих. Московский.
В аэропорту Дмитрий долго силился выразить другу, всю свою благодарность и заверить его, что если нужно он…
— Ты это, Димон, не бери в голову, — заметил его метания Колян, — кто если не друг? Морской закон. Вот Псих, такой торжественный момент истины испортил. И Димка понял, что «здесь у самой кромки бортов друга прикроет друг…» для кого-то красивая песня, а для кого-то образ жизни. Не более и не менее.
Веня Крученый. Вениамин Борисович Нудельман, заместитель директора рынка.
Колян ворвался в мою съемную однокомнатную квартиру, как ураган. «Может быть я забыл закрыть дверь по пьяни или он ее вышиб?» — с безразличием подумал я, с трудом выплывая из тяжелого похмельного сна.
А Псих вытряхнул меня из кровати и загнал пнями под холодный душ. Когда он посмотрел на меня, то я поразился взгляду обычно серых глаз друга, ставшими белесыми от бешенства, как и его словам:
— Ты, что творишь, сука, — сказанными холодным и спокойным тоном.
Вот тогда я всерьез испугался этого нового человека, про которого Федул, как-то сказал:
— А Псих уже убивал, поверь мне Крученный. Уж я, это могу определить — потому как, рыбак рыбака… вижу.
На мою недоверчивую усмешку, добавил:
— Нет, он не мочила и не мясник. Но груз на душе носит — рупь за сто.
Однако теперь, когда я смотрел в глаза Психа, то верил в это безоговорочно.
Аааа, — с пьяной лихостью протянул я, — теперь Псих заявился. Наставлять на путь истинный, а мне по и потому пошел на.
И тогда он меня избил жестоко и умело, не оставляя заметных следов на лице и не калеча. Я пытался защищаться, все-таки не раз участвовал в драках юности. Но это был явно не мой размер и в конечном итоге я сначала потерял сознание, а потом заснул на полу — в грязи, крови и блевотине.
Проснулся уже на чистой простыни, от запаха бульона и попытался рывком встать с постели, но тут же рухнул в нее назад. Все тело болело. На шум, из кухни выглянул Димон и помог мне дойти до стола, где меня ожидала кружка горячего куриного бульона. После недельной пьяной голодухи, это выглядело крайне аппетитно.
— Где этот, Псих? — вяло поинтересовался я.
— Решает проблемы. Поехал к Федулу, цыганам… у кого ты еще назанимал?
— Я сам разберусь со своими проблемами и…
— Разберешься. Своими. Проблемами? Ну ты и дрянь, Венечка. А твои родители, а твой брат, а мы твои друзья, нас это твое личное дерьмо не касается и не кусается? Ты бл… один живешь на свете — единственный и неповторимый гениальный комбинатор? — Тяжело выдавливал из себя фразы Димон. — Лучше заткнись, иначе я за тебя примусь и если Николай себя сдерживал — я не буду.
Это мне говорил самый младший из нас, тот самый Димка, который всегда был не от мира сего. Вечно погружен в себя, вечно о чем-то думает. Как сильно он изменился… Когда полгода назад, Дмитрий приехал из Москвы, то я его не узнал. Обветренное лицо, мозолистые руки, сухая поджарая фигура и главное — спокойный взгляд уверенного в себе человека.
— Дима, какая договоренность, о чем там говорить? Мне нужно отдать сорок три тысячи рублей. Понимаешь, — взвыл я, — сорок…
— Не ной, больше половины суммы уже собрали, осталось продать волжанку Иван Михалыча и вся сумма наберется.
У меня перехватило дыхание и я выталкивал из себя слова:
— И… Иван… Михалыч… согласился…
— Он сам предложил этот вариант, ведь мы ему не чужие. Это для тебя, мы никто. Но твой сучий образец для подражания — падла Федул, перекрыл все выходы на потенциальных покупателей. Ему ты нужен — твои мозги, деловая хватка и экономическое образование.
— Так это он подослал сучку Алисочку… — дошло наконец до меня. — Какой же я болван.
И от унизительного бессилия я застонал.
— Он в этом не признается никогда и никому, но Колян навел справки. Любимый у нее на зоне и там прокололся, вот она теперь и отрабатывает за него.
— А Колян, что может сделать? Ведь срок, назначенный Федулом, завтра заканчивается. — Уже на что-то надеясь забормотал я.
— Николай сделает ему предложение о переносе возврата долга, всего лишь. Это то, что я знаю.
— А если Федул откажется?
— Значит упаси Господи его душу и жизни его кодлы, — жестко и уверенно сказал Димон, — Костян уже отпилил стволы и приклад у тулки. До нужного размера. Если что, он прикроет Коляна. Федул промахнулся, гнида лагерная. Это не тебя он развел — это он нас всех опустить хочет.
И тогда я заплакал… и вспоминал все подробности случившегося, все то что загнало меня в глухой угол полной безнадеги.
Она зашла в мой кабинет, без оповещения секретарши директора. Двери наших кабинетов выходили в приемную, где сидели секретарша и помощник директора, совмещавший должности водителя, экспедитора и в случае необходимости мог выписать харчей любому посягнувшим на физическую целостность Нестора Абрамовича. Ленчик был в прошлом Мастером Спорта по боксу из Симферополя и хорошим приятелем Коляна. Вместе, эти два типа смотрелись, как матерые котяры уважающие друг друга и не посягающие на чужую территорию.